Итак, возвращаюсь к вашему вопросу, - если вы чувствуете себя довольно равнодушным к людям, и нет в вас особенного желания позаботиться о ком бы то ни было, все же ищите случая оказать добрую услугу. В крайнем случае, сделайте ее дома кому-нибудь из родных - лучше всего маме. Почти не бывает случая, чтобы даже к родной матери человек относился равнодушно, без расположения. Можно об этом забыть, можно об этом не думать, но наличие этого чувства, обыкновенно, всегда имеется в глубине нашего сознания.
Но как быть, если чувствуется не просто равнодушие, а определенно-враждебное и раздраженное отношение и к людям и к тому параграфу скаутского устава, который требует добрых услуг? Я знаю, возможен и такой случай, когда мальчик, завязывая утром свой галстук, напоминающий ему о его обязанностях, со злостью думает: «Черт побери! Опять сегодня надо делать добрую услугу».
Этот случай уже гораздо серьезнее, и я определенно скажу: с таким настроением оказывать добрых услуг не следует. Они только раздражают тогда людей, так как в услуге, повторяю, ценится, обыкновенно, не она сама, а то расположение, которое заставляет ее делать. «Не дорог подарок, а дорога любовь». Ненависть почувствуется; ненависть оттолкнет, и услуга превратится в грубость или дерзость.
Если с вами случится что-нибудь подобное, подумайте серьезно: годитесь ли вы для скаутизма, или годится ли скаутизм для вас? И не честнее ли будет от него отказаться и уйти из отряда? Очевидно, в вас нет настоящего скаутского духа, а вас привлекает или форма, или игры, или что-нибудь другое из внешней стороны скаутской жизни. Скаутизм для вас - просто забава.
Поэтому-то, скауты, оказывая добрую услугу, нужно делать ее с искренней готовностью и с приветливым видом. Вот это и ценно. Если вам придется уступить кому-нибудь место в трамвае, не ворчите и не делайте кислой физиономии. Этим добрая услуга сводится к нулю. Вежливость должна быть сердечной, приветливой и улыбающейся.
Не поступайте так, как поступил однажды один мой железнодорожный спутник в одном большом европейском городе.
Мы шли по узкому тротуару в дождливый серенький день. Нам повстречалась почтенного вида дама с зонтиком в одной руке и с большой корзиной провизии в другой. Уступая ей дорогу, мой спутник вынужден был ступить на мостовую, прямо в грязный ручеек дождевой воды, струившейся около тротуара, и, предполагая, что в иностранном городе никто по-русски не понимает, он дал выход своим искренним чувствам, пробормотав: - Ах, ты старая корга!
— Ти сам корош! — раздался вдруг неожиданный ответь.
Дама, как оказалось, понимала по-русски и, понятно, была возмущена.
Надо было видеть сконфуженный вид моего спутника! Его вежливость, которая заставила его уступить дорогу даме, вдруг оказалась самой вульгарной грубостью, благодаря его невыдержанности и ворчливости.
Иногда некоторые делают добрую услугу с каким-то хвастливо-сладким видом, где можно порой даже заметить оттенок сознания своего нравственного величия. Делает человек доброе дело и умиляется в душе: «Какой я добрый! Какой я милый! Господи, до чего я хорош!..»
Это именно те мальчики, из которых сочится патока, как в сказке Сологуба.
Помните, что добрая услуга перестает быть доброй, если вы похвастались ею, или выставили ее на показ. Да и хвастать и величаться тут нечем: вы просто исполняете свой скаутский долг, свою обязанность, и притом совсем нетрудную, а часто очень приятную.
Есть, наконец, «галантерейная» манера оказывать услугу, когда больше расшаркиваются, грациозно изгибают стан и говорят комплименты, чем действительно делают дело. Предоставьте это снобам. Они умеют это делать гораздо лучше вас.
Скаут должен быть прост, сдержан, искренно вежлив и без всякой рисовки. В его манере не должно быть того оттенка, с которым иногда делаются услуги, и который как будто говорит: «Я делаю это только для вас: цените!»
Будьте готовы оказать добрую услугу всегда, как только представится случай. Не думайте, что, сделав в течение дня одну добрую услугу, вы уже освободились от этой обязанности, и в остальные часы имеете право сталкивать прохожих с тротуара или ходить, заложив руки в карманы брюк, вокруг упавшей лошади, критикуя создавшееся положение. Скаутский устав не следует забывать никогда, иначе это будет та же механичность и формалистика, от которой я уже предостерегал.
Некоторые xopoшиe скауты ставят себе за правило ежедневно оказывать три добрых услуги: дома, в школе и на улице. Это стремление сделать больше установленного минимума заслуживает, конечно, одобрения, хотя нет необходимости распределять услуги так педантично.
Задача хорошего скаута состоит в том, чтобы эту практику добрых услуг довести до насущной потребности, чтобы это составляло для него такую же ежедневную необходимость, как умыванье по утрам; и это вполне дости-жимо, если строго следить за собой, особенно в начале, и ни на один день не позволять, чтобы леность и слабоволие победили вас и заставили забыть вашу обязанность.
Передают, что римский император Тит говорил иногда своим приближенным: «Друзья мои! Сегодня день у меня пропал даром: я никому не сделал добра!»
Вот настроение, которое хотелось бы видеть у скаутов, и оно бывает у многих из настоящих скаутов.
Однажды в Лондоне мне пришлось жить в одном доме вместе с мальчиком-скаутом, который, возвращаясь вечером домой, положительно начинал метаться и не находил себе места, если в течение дня ему не представилось случая сделать доброй услуги.
— Что с вами, Франк?
— Я ничего сегодня не сделал! - отвечал он.
Он начинал осматриваться в комнате. Но все было, в безукоризненном порядке; все сияло и сверкало; все было вычищено.
— Не могу ли я сделать что-нибудь для вас, сэр?
Иногда я изобретал что-нибудь. Иногда мне тоже ре-шительно ничего было не надо: пыль в комнате вытерта, башмаки вычищены, вода в умывальнике налита.
Тогда он садился, мрачный и задумчивый, в большое кресло в углу и начинал думать крепкую думу.
Вдруг взгляд его падал на маленького братишку, раскладывавшего кубики на ковре, и в его глазах сверкала радость: он нашел случай!
Он надевал все свои скаутские регалии и принимался забавлять малыша: выкидывал смешные антраша, становился на четвереньки, изображал целый зверинец в своем лице и не успокаивался до тех пор, пока малютка не приходил в настоящий восторг.
Иногда придумывал что-нибудь другое. Это была его good turn, добрая услуга.
Такая привычка к ежедневной доброй услуге нередко развивается у скаутов и, не оказав ее, они чувствуют, что им чего-то не хватает, точно они забыли умыться. В этом я убеждался не раз. Об этом говорили мне некоторые английские скаутмастера.
Вот к этому-то и надо стремиться, и, если вы разовьете в себе такую привычку, такую потребность, - вы сделали большие успехи в скаутизме. Это необходимо для гигиены души, как необходимо чистить зубы для гигиены рта.
О вашей обязанности сделать добрую услугу в течение дня напоминает вам узел вашего галстука, когда вы завязываете его по утрам.
С этими галстуками в последнее время случилось недоразумение. Со стороны нередко слышны недоумевающие возгласы: «Какой смысл в этих узелках? Что они означают?»
Некоторые предполагаю даже, что скаут завязывает узелок на галстуке после того, как он сделает добрую услугу, и что этот узелок должен напоминать ему и показывать всем окружающим, всем встречным и прохожим, что он сделал доброе дело и что вообще он - милый мальчик.
Если бы это было так, то, конечно, это было бы фарисейством.
Я должен, впрочем, сказать, что некоторые скауты сами дают повод к подобным недоразумениям и сами не понимают, в чем тут дело.
Как-то встречаю на улице одного из своих скаутов. Идет, сияет. Пальто расстегнуто, галстук развязан.
Останавливаю, спрашиваю:
— Что это ты, Ваня, так?.. Сияешь, точно блин на масленице, когда его едят с маслом?
Улыбается широко и радостно.
— Только что оказал добрую услугу: починил товарищу велосипед... Вот и галстук развязал. Два дня был завязан!
Он не хвастал и вовсе не хотел выставлять себя напоказ, на удивление и поклонение всему мирy. О, нет! Это был хороший, простодушный мальчуган, но он два дня не находил случая сделать добрую услугу, и это сознание его мучило. Завязанный галстук, напоминавший ему об этом, очевидно, давил его, как удавка на шее. Наконец, ему представился случай: он распустил галстук и почувствовал искреннее облегчение. От этого он и сиял.
Пришлось объяснить ему, что узел, которым завязывается галстук, служит только для того, чтобы утром напомнить скауту о его обязанности сделать добрую услугу в течение дня, но, оказав добрую услугу, вовсе не следует его развязывать. Это не имеет никакого смысла, тем более, что скаут и после этого не освобождается от обязанности оказывать услуги, если того потребует случай.
Одна добрая услуга - это минимум того, что требуется от скаута в течение дня. По скаутским правилам, мальчик, развязывая вечером свой галстук, снова должен вспомнить об этой обязанности и проверить себя, исполнил ли он это правило в этот день. Если окажется, что он о нем забыл и в течение дня никому не оказал доброй услуги, то на другой день он должен оказать их две.
Мало-помалу, старайтесь увеличивать размеры добрых услуг. Это, впрочем, является естественным результатом по мере того, как вы делаете успехи в скаутизме, становитесь более взрослым и приобретаете все новые и новые навыки. Круг вашей деятельности естественно расширяется и углубляется. Опытные скауты уже не довольствуются пустячными услугами, а упорно ищут случаев, где они могут оказать действительную, серьезную помощь.
Вместо того, чтобы подавать, например, время от времени милостыню уличным нищим (сделать это очень нетрудно, но редко это связано с большой пользой), постарайтесь отыскать в своем городе действительно бедное, нуждающееся семейство, ютящееся где-нибудь на чердаке или в подвале, где каждая копейка на счету, и где самая незначительная помощь является очень ценной. Примите в нем самое близкое, постоянное участие, подумайте и постарайтесь догадаться об его нуждах и сделайте для него все, что можете. Лучше всего, если вы возьмете на себя обязанности негласного, незримого патрона этого семейства и будете пересылать свои подарки по почте или каким-нибудь другим способом. Бедность часто горда, и к этой гордости надо относиться с большим уважением. Кроме того, помните, что ваша личность при этом всегда должна быть в тени.
Счастлив тот, кому в жизни удастся сделать, действительно, большое, хорошее дело, где польза, которую вы принесли для народа и для своей родины, несомненна. Вы можете тогда сказать, что ваша жизнь не прошла даром. В конце концов, всем нам придётся умереть рано или поздно, но хорошо, если за собой вы оставите памятник, какой-нибудь реальный след, оставите что-нибудь, куда вложите то, что есть лучшего в вашей душе, и это лучшее будет долго, долго ещё жить после вас, напоминая людям, что и вы жили когда-то, что и ваша душа горела хорошим чувством к родине, к человечеству, что и вы внесли свою крупинку в медленно и мучительно воздвигающееся здание человеческого счастья.
Г.С. Петров на одной из своих лекций передавал однажды рассказ, который он слышал от покойного О. Плевако.
«Как-то раз, - рассказывал Плевако, - когда я становился уже довольно известным адвокатом, я получил от совершенно незнакомого мне студента письмо с просьбой прислать ему 220 рублей для покупки микроскопа. Таких писем я, обыкновенно, получал сотни. К общественным деятелям, сколько-нибудь выдающимся, наш обыватель имеет привычку относиться, как к личной собственности и, обыкновенно, предъявляет к ним громадные претензии. Если бы я удовлетворял все денежные просьбы, обращенные ко мне, то мне в течение жизни пришлось бы раздать десятки миллионов».
«Но это письмо меня несколько заинтересовало. Оно было написано просто и лаконично. В нём не было обычных расшаркиваний, ни патетических воззваний к моему гражданскому чувству, ни даже обещания возвратить когда-нибудь долг. Просто пишет человек, что микроскоп нужен ему дозарезу, иначе он не может продолжать занятий. Вот и всё.
«Я послал деньги, признаться, не без колебания. Ни ответа, ни благодарности! Ну, думаю, опять попался на удочку какому-нибудь шарлатану!»
«Прошло много лет. В Москве был съезд учёных, на который Западная Европа прислала много своих лучших представителей. Мне пришлось принимать участие в приёме дорогих гостей. Устроили банкет».
«После горячих приветствий и застольных речей я держал ответную речь. Настроение у всех было несколько приподнятое, и меня принялись качать».
«И вот в тот самый момент, как я взлетел вверх, чувствую, что кто-то в меня вцепился и кричит:
"Мой Плевако! Мой" И когда меня спустили вниз, тот же голос произнёс мне на ухо: "А микроскоп помнишь?"
"Прежде, чем я успел придти в себя, мой таинственный незнакомец исчез в соседней комнате. Я последовал, однако, за ним. Меня заинтересовало: кто это?"
"Я нашел его в группе ученых гостей, которые почтительно прислушивались к его речам".
—"Кто это? - спросил я одного из своих знакомых, и тот назвал мне громкое учёное имя крупнейшую величину в научном мире, мировую известность. То был мой студент".
"И когда я думаю об этом происшествии, думаю, что своим микроскопом я немного помог ему двинуться вперёд и, что в создании этой величины есть крупинка и моего участия, мне становится хорошо».
"Представляется мне иногда смерть. Придёт она, начнёт душить костлявыми пальцами и одно за другим станет выжимать из меня признания в том дурном, что сделал я в жизни:
—"А эту гадость помнишь?"
—"А эту гадость помнишь?"
—"А эту гнусность помнишь?"
"Тогда я вывернусь из ее цепких костлявых тисков и брошу ей в лицо"
—"А микроскоп помнишь?"
Вот если бы и каждый из нас, умирая, мог припомнить за собой в жизни какое-нибудь большое, хорошее полезное дело! Если бы каждый, когда придётся дать отчёт в своей жизни и проверить свою совесть, мог бросить в лицо смерти что-нибудь вроде этого микроскопа!
